Конечно, вряд ли надо ломать словесные копья, если в определенных случаях и в соответствующем контексте иногда используются понятия «ограничение суверенитета» или «ограниченного суверенитета», как это имеет место, например, в приведенном выше положении преамбулы Конституции Франции. Важно, что и здесь, и в конституциях других стран — членов ЕС имеется в виду именно свободная и добровольная передача части прав и полномочий государств Европейскому Союзу и его надгосударственньш органам. Так, в ч. 2 ст. 9 Конституции Австрии говорится о том, что «отдельные суверенные права Федерации могут быть переданы межгосударственным учреждениям и их органам». Об «ограничении своих суверенных прав» и передаче их межгосударственным учреждениям говорится и в Основном законе ФРГ (ст. 24). В Конституции Греции (ч. 3 ст. 28) отмечается возможность свободно, путем принятия закона абсолютным большинством общего числа депутатов парламента пойти «на ограничения в области осуществления национального суверенитета, если это диктуется важными национальными интересами, не затрагивает права человека и основ демократического строя и проводится на основе принципов равенства и с соблюдением условий взаимности». Следовательно, суверенитет государства вполне совместим с самоограничением им своих даже суверенных нрав и их передачей межгосударственным или надгосударственным органам и организациям.
Однако мы осторожно относимся к таким категоричным утверждениям (в том числе и в учебной литературе), согласно которым «на одной и той же территории не может быть двух или более суверенных государств»* и что «государство, являющееся частью другого государства, не может представлять собой суверенное государство».** Здесь имеет место другая крайность, противоположная концепции делимости государственного суверенитета, ибо положение о его неделимости доводится до признания абсолютной несовместимости разных суверенитетов друг с другом на одной и той же территории. По сути дела, в основе такой позиции лежит устаревшая концепция абсолютности государственного суверенитета, исходящая из его несовместимости с любым ограничением власти государства. Но такой суверенитет, как уже отмечалось, возможен лишь в теории, а не в реальности. При анализе же жизненной практики, естественно, возникает вопрос: как быть, если на территории одного государства (например, федерации) расположено другое государство (например, суверенный субъект федерации). Приведенная выше жесткая формула выдвигает ложную дилемму: либо признать несуверенной федерацию, либо считать невозможным ни при каких условиях признать суверенными ее субъекты. Ни то и ни другое не отвечает реалиям жизни.
