В большинстве конституций федеративных государств их субъекты не называются суверенными, хотя одновременно не говорится об их несуверенном характере. Тем не менее в ряде конституций таких государств о суверенности их субъектов говорится прямо. Так, ст.3 Конституции Швейцарии гласит, что «кантоны суверенны, поскольку их суверенитет не ограничен союзной конституцией, и как таковые осуществляют все права, которые не переданы союзной власти». Статья 40 Конституции Мексики указывает, что страна «состоит из штатов, свободных и суверенных во всем, что относится к их внутренним делам». В Конституции современной Югославии (ст.6) также говорится, что входящие в нее республики Сербия и Черногория суверенны в вопросах, не относящихся к компетенции федерации. Суверенность субъектов федерации — союзных республик формально признавалась в конституциях СССР и бывшей Югославии. О суверенном характере субъектов РФ — республик говорится в Федеративном договоре РФ и во многих конституциях этих республик.
И тем не менее немало авторитетных авторов считают, что субъекты федерации «не обладают государственным суверенитетом, хотя их власть — государственная власть».* На чем основываются подобные утверждения? По существу, на том, что субъекты федерации, находясь внутри федерации, так или иначе оказываются ограниченными в предметах своего ведения и полномочиях.** Так, субъекты федерации обычно не являются субъектами международного публичного права, участниками межгосударственных политических отношений. Но такое и некоторые другие ограничения правомочий вполне естественны и понятны, поскольку речь идет о вхождении данного государства в состав федерации. Совершенно ясно, что суверенитет такого государства не может быть таким же, как если бы оно не входило в федерацию и было бы полностью независимым. Суть же дела в том, что не всякое ограничение, а тем более самоограничение предметов ведения и полномочий государств — субъектов федерации означает потерю ими своего суверенитета. Концепция «абсолютного суверенитета» с ее принципом «все или ничего» представляется неверной и утопичной особенно в современных условиях. В самом деле, почему, спрашивается, отказ, условно говоря, от «внешнего суверенитета», но сохранение «внутреннего суверенитета», т.е. верховенства и всей полноты государственной власти во внутренних делах, не позволяет говорить в данном случае о суверенитете в определенных пределах, ограниченных предметами ведения и полномочиями федерации. Ведь и суверенитет подлинно демократической федерации не беспределен, не абсолютен, а ограничен конституционно закрепленными предметами ведения и полномочиями государств-субъектов (особенно в условиях договорной федерации), не говоря уже о последствиях, вытекающих из факта признания верховенства международного права и вхождения в международные объединения (например, ЕС).
